class="empty-line"/>
Когда весь этот дешевый спектакль с соплями Ясу закончился, Иаду направился искать листок с заклинанием, который создал через принуждение Цжэня. Этот заклинатель неплохо владеет кистью, но на одном его мастерстве божество далеко бы не продвинулось — ему нужно было получить в свое распоряжение куда большую силу. Ведь в той далекой восточной пустыне Цжэнь был не единственным, кто погибал под палящими лучами солнца. Конечно, Иаду не может умереть с концами, как люди, но может быть обессилен и пребывать в нескончаемых мучениях. Именно в таком состоянии находился он после побега из заточения. Брошенный, без сил и в агонии. К счастью, ему повстречался Цжэнь, который нуждался в выживании не меньше Иаду, и они заключили уговор взаимопомощи.
Через воспоминания этого заклинателя божество узнало о происходящем в мире и о его семье. Сын Цжэня сразу же привлек внимание Иаду, и он достаточно быстро догадался, что с юнцом не все так просто. Однако кто же мог ожидать, что это окажется сам прислужник Мори, вселенный в человека, да еще и одаренный силой других заклинателей через темный и, казалось, давно забытый ритуал? Более того… душа-то в теле была не одна… Занимательный вышел спектакль! Да только все равно скучный, и Иаду поспешил положить ему конец, пока он окончательно не превратился в фарс. Теперь же оставалось расправиться с маленькой шалостью в виде Руна с насланным на него безумием.
По ощущениям Иаду определил, что лист с проклятьем был где-то неподалеку, однако каково же было его удивление найти поблизости израненного Мори. Он лежал в луже собственной крови, а голова его и лицо были все изранены чем-то острым. Вскоре божество обнаружило и оружие, которым нанесли эти удары — окровавленный серп, лежавший неподалеку.
Сначала Мори лежал неподвижно, словно дух испустил, но когда Иаду приблизился, зашевелился и хрипло произнес:
— Унир?..
Божество не сдержало смешок. Так вот, значит, кто нанес ему эти удары… Похоже, Унир оказался и вправду способным. Пойти против своего хозяина во второй раз — не каждому прислужнику это под силу.
— Нет, — подойдя, с улыбкой произнес Иаду.
— Иаду…
— Да, друг мой… Давненько мы не виделись, — божество село на корточки и задумчиво взглянуло на Мори. Тот, чуть приподнявшись, посмотрел на него. Слаб, один глаз закрыт и сильно изранен, а второй глядит как-то… затуманено. Хорошо, хоть из черепушки ничего не вываливается и не торчит — Унир-то особо не поскупился на ударах. Хотя нет — раз не вываливается и не торчит, то, наверное, наоборот сдерживался.
— Значит, ты смог… — прошептал Мори.
Иаду осторожно коснулся его щеки.
— Благодаря тебе.
Да, у него с Мори бывают разногласия, и в последнее время эта собака еще и пытается влезать в его с сыном дела, но Иаду все равно должен быть благодарен… «другу» — ведь все-таки это он выпустил его из заточения. Неизвестно, жалеет ли об этом сейчас божок искусства или нет, но какая разница?.. Иаду, наконец, свободен и неважно, какой ценой!
Не похоже было, что друг был счастлив — на его лице застыла печаль. Неизвестно, оказалась ли она там по причине очередного предательства Унира или осознания, что большая часть произошедшего — вина самого Мори. Бедная сентиментальная тварь, которая понимает, что должно делать, но нередко идет на поводу у эмоций. И пока это будет продолжаться, Мори всегда будет лежать поверженным, преданным и с ножом в спине. Так работает мир людей — точно так же работает и мир божеств.
— Однако действительно ли ты веришь своим мыслям? — раздался чуть поодаль знакомый женский голос. Спокойный и мелодичный. Тот, который Иаду одновременно так желал и боялся услышать вновь.
Улыбка тут же пропала с его губ, уступив место легкой растерянности и мрачности. Мори, приметив это, сохранял молчание, но тоже видимо напрягся. Они оба знали, кто это был… как важна была эта женщина для них обоих.
Отпустив Мори, Иаду поднялся и, помедлив, нашел в себе силы обернуться. На небольшом отдалении от них стояла женщина с красиво-бледной, как у истинной аристократки, кожей, изящными чертами лица, курносым носиком, алыми, как гранат, губами и пронзительными темно-голубыми глазами, почему-то всегда напоминавшими божеству о накатывающих на берег морских волнах. Черные и короткие волосы ее прекрасно обрамляли личико, а длинное восточное платье с широкими рукавами было красного, ранее непозволительного для ношения, цвета. Поверх этого прекрасного убранства была надета шелковая накидка с прорезями, делавшей ее более величественной и царственной… впрочем, иначе и быть не могло…
Потому что Мори наполнил голову Уджа сплошной ложью…
Его мать, действительно, звали Суи, но она никогда не была рождена в бедняцкой семье, а была принцессой.
Всеми горячо любимой и прекрасной. Той единственной, для которой мне никогда не было и не будет жалко ни времени, ни слов.
Единственная наследница королевства, предшествовавшего нынешнему Син. Тогда оно было меньше, но не менее коварно и жестоко как к королевской семье, так и к иным подданным.
Этот проклятый лис Мори запутывает Ясу, чтобы ополчить сына против родителей, чтобы им, почти полностью забывшем о том, какими на самом деле были его отец и мать, было проще управлять.
Даже воспоминания об Ису — фикция. Потому что на момент, когда этот отвратительный человек совершил свое предательство, Ясу был всего лишь мальчишкой. Ису, действительно, был князьком, но находившимся в подчинении у королевство, и он, возжелав власти, предал своих хозяев и ополчился против них.
Тот, кого предал Ису, был не Уджа.
Им был я.
Не было тогда никакого Уни.
Не было тогда никакого зачарованного клинка.
Все это случилось многим позже и иначе.
Мори лжет.
Все это ложь.
Изначально Иаду не планировал гневаться на Мори из-за этого, полагая, что на данный момент неважно, знает ли Уджа правду или нет, но при виде Суи… при мысли о том, как эти фальшивые воспоминания порочат ее честь… ее любовь к сыну… божество ощутило сильный прилив гнева и ненависти к «другу». В тот момент Иаду хотел ударить Мори… нет, избить. Лишить его телесной оболочки, но мягкие и теплые ладони богини Онмё коснулись его сжатых кулаков, и божество ощутило заметное облегчение — казалось, прежняя пылкость в нем в момент испарилась, а вместо нее появилось разочарование. Иаду, помедлив, крепко обнял женщину и вдохнул ее аромат. Да… он остался таким же сладким и чарующим. Как и раньше. Когда она не была богиней и ее не звали Онмё. Когда она еще была человеческой женщиной. Когда он, Иаду,
